Рецензии

01.02

21:01

Дикое поле

Языческий эпос с христианскими мотивами

Интеллигентный молодой доктор Митя (Долин) работает в полуразвалившейся провинциальной больнице посреди степи. Каждый день он общается с туземцами-крестьянами, лечит их от запоев подручными средствами и наблюдает за загадочным доппельгангером на соседнем холме. Иногда Митя с выражением смотрит на фотографию девушки (Стоянович), от которой ждет писем. Доппельгангера молодой человек по ошибке считает ангелом, ведь в этой степи, как говорят местные, никто не умирает, и ничего плохого не может произойти. Пастух Колька Смагин, например, убитый молнией и закопанный коллегами по плечи в землю, к утру ожил и попросил воды. Доктору ничего не остается, кроме как перенимать шаманские методы: сорокадневный запой он лечит прижиганием каленым железом, а даже если и оперирует кого, делает это на каменном столе во дворе — в прошлом гранитная глыба точно была языческим алтарем.

Сюжет о взаимоотношениях современного человека с темной почвенной вечностью сценаристы Петр Луцик и Алексей Саморядов придумали еще в начале девяностых. Потом Саморядов погиб, Луцик хотел экранизировать историю сам, но вперед снял «Окраину», про то, как те же русские мужики едут жечь Москву, отобравшую у них землю (то есть одновременно конкретные гектары и их бога), а сняв, умер от инфаркта в сорок лет. Михаил Калатозишвили с доставшимся ему текстом обращается, на первый взгляд, очень бережно. Разве что время действия перенесено из 90-х в 2007-й, но для тьмы и вечности десятилетие — мелочь. Сценарию (давно опубликованному и прочитанному всеми, кому это надо) фильм следует почти с точностью до буквы. Хорошие актеры говорят луциковским языком, выглядят по-луциковски жутко, живут в страшноватом, отлично снятом луциковском мире. Кажется, что такой подход — самый лучший, хотя бережно экранизируя слова, режиссер иногда подменяет их содержание: не ясно, от непонимания или от желания сказать что-то свое. Вот у хтонических русских мужиков на крупных планах вываливаются из-под рубах нательные крестики. Вот кадр с доставанием Кольки Смагина из животворящей ямы — уж совсем библейский. В таком контексте даже доктор Митя неизбежно превращается в христианскую метафору, глядишь, еще немного, и полезет на крест.

Луцик называл себя язычником, писал и снимал о земле. Калатозишвили добавил в «Поле» традиционного для русского артхаусного кино поверхностного христианства. Сочетание не самое органичное, зато на зарубежных кинофестивалях картину понимают и принимают хорошо.

Источник: www.afisha.ru/movie/190398/review/260912/

Интересно Вам интересно

Больше не интересно

↑ Подмена

→ Дикое поле

↓ Загадочная история Бенджамина Баттона